Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]

На масленицу в воскресенье приличные граждане отсыпаются. Кто-то уехал в горы и там теперь зевает в очередях на подъемник. Редкие ханжи выбрались на раннюю мессу в полупустых кирхах.

Центр города словно вымер, на улицах ни души. Зато все переполнено тысячами припаркованных машин. Один бывший мюнхенский бургомистр сдержанно определил их как «жестяных священных коров нашей цивилизации». Впечатление вымершего города усиливается тем, что кроме священников, мусорщиков, нескольких торговцев съестным и аварийных служб никто не работает. В полной боевой готовности только полиция, особенно криминальная.

В здании полицайпрезидиума, в одном из множества кабинетов третьего этажа завершал свои дела комиссар Циммерман. Ровно в девять он встретился с ближайшим помощником инспектором Фельдером, чтобы обсудить достигнутые результаты в расследовании смерти Хорстмана. Фельдер к этой встрече приготовил все бумаги. В папке «А» — рапорты с места происшествия, материалы о жертве, и свидетелях, и собранных на тот момент вещественных доказательствах. Папка «В» предназначалась для грядущих следственных действий — протоколов обысков, списков конфискованных вещей, ордеров на арест. Но пока что она была пуста. В папке «С» — список подозреваемых и план дальнейших действий. После двадцати четырех часов работы в папке было с полсотни листов. В папке «Д», предназначенной для материалов вспомогательных расследований, тоже почти ничего не было. И наконец, папка «Е», где должны были лежать материалы печати и средств массовой информации, телефонограммы и прочая текущая корреспонденция, тоже оставалась пустой.

Фельдер:

— Мне кажется, пока мы чертовски мало знаем.

Полицайпрезидиум, 9.38. Разговор советника Хедриха с комиссаром Циммерманом.

Хедрих:

— Ночь прошла относительно спокойно.

Циммерман:

— Да, ничего существенного не произошло.

Хедрих:

— Как продвигается дело Хорстмана?

Циммерман:

— Не очень. Но одно мне ясно: искать нужно в таких местах, где кишат фраки и белые бабочки.

— Значит, — покивал советник, — в ближайшее время вам понадобятся люди.

— Пока еще нет, постараемся справиться сами. Но вот в таких случаях всегда предпочтительно обойтись без лишней спешки. Или на нас кто-то давит?

— Угадали. И некто иной, как генеральный прокурор доктор Гляйхер. И от него не избавиться. — Хедрих сдерживал себя, но заметно было, что на душе у него неспокойно.

— Переправьте его на меня.

— Милый Циммерман, я давно это сделал. Но когда он до вас доберется, или вам, или кому вы там поручите придется рассказать все, что он захочет. А вы знаете, хочет он всегда слишком многого.

— Как-нибудь справлюсь, — без особого восторга успокоил Циммерман.

Разговор комиссара Кребса с инспектором Михельсдорфом в 9.57.

Михельсдорф:

— Вот данные по Хелен Фоглер, частично — из нашей картотеки, но с новыми дополнениями. Хотите послушать?

Кребс:

— Будьте любезны.

Михельсдорф:

— Хелен Фоглер, двадцать пять лет, отец — чиновник управления шоссейных дорог в Мюнхене, мать умерла при родах. Воспитывалась у сестры отца. Закончила частную церковную школу с приличными оценками почти по всем предметам, кроме математики, физики и химии. В шестнадцать — забеременела. И повела себя довольно необычно. Отказалась назвать отца ребенка, как ее ни уговаривали, — ведь было подозрение на изнасилование. Вместе со слабым здоровьем это было достаточным основанием для оправданного и вполне законного легального аборта. Но она оставила ребенка, настаивая, что вырастит Сабину одна. Попыталась подыскать работу на неполный день. Отец помогал ей по мере своих возможностей. До сих пор она получает от него каждый месяц полторы-две сотни марок. Работала продавщицей в универмаге, билетершей в кино, официанткой в нескольких ресторанах и ночных клубах. И при случае подрабатывала проституцией.

Кребс:

— Вам не кажется, что ей от жизни и так досталось и нам следует ее поберечь?

Михельсдорф:

— Нет, не кажется. Вы же лучше меня знаете, что нам нет особой мороки с профессиональными преступниками и рецидивистами — их всегда сумеем обезвредить. Но зато сколько проблем с людьми, нарушающими закон от случая к случаю, непредсказуемыми в поступках и тем гораздо опаснее. Вроде этой Фоглер, которая не желает нам помочь и упорно молчит.

Кребс:

— Понимаю, чего вы боитесь. Нападение на Фоглер для преступника закончилось неудачей, и он не успокоится, пока все не повторит и не доведет до конца. Такое случается не впервые.

— В том-то все и дело! — торопливо подтвердил Михельсдорф. — И не только. Мой опыт подсказывает, что такому насильнику важно только повторить и завершить нападение, а на ком — неважно, хоть на ком угодно. Так что под угрозой не только Фоглер. Но она — ниточка, ведущая к преступнику. Она его знает, и должна заговорить. Ну так что, нажмем?

— Попытаемся, — согласился Кребс.

Полицайпрезидиум, 10.18. Комиссар Крамер-Марайн, дорожная полиция, — комиссару Циммерману и инспектору Фельдеру.

Циммерман:

— Принесли что-нибудь новенькое? Такое, чтоб дух перехватило?

Крамер-Марайн:

— Ничего подобного. Напротив, должен признаться, что одна вещь, на которую я очень рассчитывал, не вышла. Автомобиль, которым переехали Хорстмана, был поврежден. Я надеялся, что кто-нибудь позвонит — из гаража, с бензоколонки или из мастерской. Но в радиусе ста километров — ни-че-го!

Циммерман:

— А что, если хозяин машины — сам владелец бензоколонки или гаража или один из сотрудников?

Крамер-Марайн:

— Да, это вполне возможно и заслуживает внимания. Но есть и еще одна надежда. Наш эксперт Вайнгартнер занялся кусочками лака с кузова. Он считает, это совершенно новый, специальный вид покрытия. Если это подтвердится, число подозрительных машин в районе Мюнхена ограничится лишь парой дюжин.

Циммерман:

— Знаете, в нашей работе мне больше всего нравится, когда эксперт в какой-нибудь тихой лаборатории своими штучками способен доказать вину преступника, которого он в жизни не видел и не увидит. Причем настолько доказательно, чтоб убедить и суд. В сравнении с ним я сам себе кажусь неотесанным болваном, что роется в навозной куче.

Комиссар Кребс без особого воодушевления копался в куче бумаг. Порой он что-то записывал, засовывая листок в карман. Для этого была своя система. В левом боковом кармане пиджака были заметки по делам, которыми он сам занимался, в правом — по другим, не столь важным. В левом нагрудном — выписки из своей собственной картотеки, а в правом — всякие статистические данные, в основном закрытого характера.

Свою секретаршу фрау Ризи он попросил принести собранный в отделе материал о «непрофессиональной проституции». Через минуту первая папка уже была у него на столе. Заметив его удивление, фрау Ризи пояснила:

— Михельсдорф предупредил меня, что вам наверняка понадобятся эти бумаги. Потом я принесу следующие.

Кребс благодарно улыбнулся. Годами он боролся за то, чтобы в криминальной полиции работали такие женщины, и у себя в отделе он помещал их везде, где только можно. И результаты были удивительные. При этом интересно, что сам Кребс совершенно не умел общаться с женщинами и с представительницами прекрасного пола был совершенно беспомощен.

— Есть для меня еще что-нибудь?

Фрау Ризи несколько замялась.

— Да, но я не знаю, как вам сказать. На моей памяти такого еще не было. К вам посетитель.

— Ко мне? — удивился Кребс. — Кто-то пришел ко мне по делу?

— В том-то и дело, что нет, — подчеркнула секретарша. — В приемной ждет какая-то девочка, на вид лет восьми. Я попыталась расспросить ее — впустую. Узнала только, как ее зовут.

— Сабина? — комиссар заметно обрадовался.

— Да.

— Пусть войдет!

Сабина Фоглер вошла в кабинет, подошла к вскочившему Кребсу, с интересом оглядела его и подала руку.

— Вы меня помните?

— Ну разумеется, Сабина. Проходи и садись поближе. Я рад, что ты пришла!

— Правда? — серьезно спросила девочка.

— Правда, очень рад! — заверил ее Кребс, не слишком опытный в общении с детьми. — Тебя прислала мама, Сабина?

— Нет, — энергично затрясла она головой. — Мама не знает, что я здесь. Но я подумала, что ей нехорошо, и никого не знаю, кто мог бы помочь. Кроме вас.

Полицайпрезидиум, отдел убийств, группа по расследованию убийства Хайнца Хорстмана.

Присутствуют: обычная команда ближайших соратников комиссара Циммермана — инспектор Фельдер, фроляйн Дрейер, ассистент фон Гота. И еще инспектор Денглер, обычно занимавшийся особыми поручениями начальника полиции, а теперь с пятью другими оперативниками выделенный в помощь Циммерману.